Russian translation

Возвращение царя

Сто лет по прошествии Русской революции набравший силу режим Путина постигает царское прошлое. Сможет ли 1917 год снова повториться в истории?

Russian President Vladimir Putin enters the St. George Hall at the Grand Kremlin Palace at the Kremlin in Moscow, on December 12, 2013, to deliver an annual state of the nation address. (Mikhail Klimentyev/AFP/Getty Images)

Russian President Vladimir Putin enters the St. George Hall at the Grand Kremlin Palace at the Kremlin in Moscow, on December 12, 2013, to deliver an annual state of the nation address. (Mikhail Klimentyev/AFP/Getty Images)

This is a translation of Allen Abel’s story “The return of the czar” in Russian. Read it English here.

Два российских солдата разговаривают друг с другом, находясь на боевом посту. Один из них осматривает местность в бинокль.
– Видишь Путина? – спрашивает первый.
– Нет, – качает головой второй.
– А он есть.

Ольга, давняя подруга семьи, рассказывает этот анекдот по дороге вдоль Литейного проспекта Санкт-Петербурга в вечернем мерцании русской зимы. Движение на дорогах Путинстана XXI века оглушает – ревущие автобусы, дребезжащие трамваи, ржавеющие “Лады”, то тут то там проносится “Майбах” или “Бентли” – но в её памяти, памяти ребёнка советских времён, отдаются лишь тихие шаги по высоким ступеням, мелодия из программы “Спокойной ночи, малыши!” и бабушкины добрые руки. “Это здесь, – вздыхает Ольга, глядя вверх. – Дом 45.”

Бабушка Зина была скромным, простым человеком – рассказывает внучка – которая стала директором математической школы в этой много пострадавшей царской столице России, при том, что выросла она на берегу матушки-Волги – полноводной и священной русской реки. Её внучка, пришедшая к знакомому дому – в буквальном смысле ожившая героиня известной в Америке песни об эмигрантах “Olga from the Volga”. История бабушки воплотила в реальности Манифест Коммунистической партии: дочь малограмотных крестьян становится образованной советской гражданкой, готовящей следующее поколение к неизбежной победе над вырождающимся Западом.

May Day demonstation in St.Petersburg, Russia, 2010. (Alexander Petrosyan)

May Day demonstation in St.Petersburg, Russia, 2010. (Alexander Petrosyan)

В Ленинграде Зинаида и её супруг (его история интересна тем, что его, студента Института кинематографии, на середине обучения перевели в Танковую академию, поскольку там он был больше нужен Партии) делили кухонную плиту и водопроводный кран с холодной водой с семью другими семьями на Литейном, 45. Зинаида умерла в 1989 году, оставшись верным последователем социалистического пути до самого конца. “Мы рады, что она умерла раньше, чем разрушилось всё, во что она верила”, – грустно улыбается Ольга.

Квартира на восемь семей, по рассказам Ольги, теперь представляет собой богатые частные апартаменты. Санкт-Петербург, чьи райские пастельные фасады часто скрывают внутреннюю затхлость и обветшалость – одна из величайших сокровищниц искусства и архитектуры Европы. А теперь то, что произошло здесь сто лет назад – отречение и убийство царя-помазанника и расправа над его детьми; свержение под красным флагом тех, кто сбросил его с престола; годы гражданской войны и эпоха, вместившая блокаду, репрессии, распад и социальные потрясения – снова возвращается и неотступно встаёт перед глазами, преследуя живых и нарушая покой мёртвых.

Прошло ровно 100 лет с тех пор, как Николай II, император всея Руси, отрёкся от престола, который его предки занимали на протяжении трёхсот лет, дворцы заняли бунтующие массы народа, требовавшие хлеба.

Получивший в советских учебниках прозвище “Николай Кровавый”, неудачливый правитель, взявший на себя личное командование фронтом в Первой мировой войне и, потянув в пропасть миллионы бессмысленных жертв, последний царь был возрождён к жизни режимом Владимира Путина в качестве национальной идеи и канонизирован Русской Православной Церковью как мученик, страстотерпец, святой, символ единения и любви русских людей.

Пятьдесят лет назад тяжеловесный коммунистический гигант раздувался от помпезного оптимизма, даже несмотря на то, что полки в магазинах были пустыми. На Экспо-67 в Монреале, устремлённый ввысь стеклянный павильон СССР рапортовал о том, как советское государство разумно распорядилось земельными, морскими и небесными ресурсами “во имя человека и на благо человека”.

Пятьдесят лет спустя, журнал National Geographic назовёт состояние русской души “горемычными исканиями объединяющей идеи”. На место Николая Кровавого российская нация уже в который раз выбирает Владимира, скачущего на коне с оголённым торсом – правителя анклавов, уничтожителя оппонентов, хакера электронной переписки, ненавистника Хиллари и фаната (настоящего или поддельного) Президента США Дональда Трампа. Если у вас есть рубли, недостатка в хлебе не будет. “Бентли” тоже хватит на всех.

Именно в этот момент Россия и её президент должны обратиться к наследию 1917 года – толпы, размахивающей красными флагами, стаскивающей с трона своего императора, чтобы изрешетить пулями его и его детей. “Приближающееся столетие революции 1917 года, опрокинувшей царя и проложившей дорогу большевистскому правлению, ожидаемо поставит Кремль в трудное положение”, – прогнозирует (пока что) независимая газета Moscow Times. “В то же время, Кремль не желает запускать процесс безапелляционного осуждения событий революции и советского прошлого”.

Всё это заставляет иностранца, путешествующего из Санкт-Петербурга через Москву в отдалённые сибирские края задаваться вопросом: как россияне видят и оценивают своё революционное прошлое сейчас, сто лет спустя? И, что более актуально: может ли 1917 год случиться снова в возрождающуюся эпоху единоличного правления?

– Вот ещё анекдот, – продолжает Ольга. – Путин заходит в столовую в Государственной Думы вместе с тремя другими политиками – Мироновым, Грызловым и Володиным.
– Будьте добры бифштекс, – заказывает Путин.
– Как насчёт овощей? – интересуется официантка.
– Овощи будут то же самое.


Tsar Nicholas II of Russia with his wife, Alexandra of Hesse-Darmstadt, and her daughters, Ol'ga, Tat'jana, Marjia e Anastasia and Aleksej. 1913 (Mondadori Portfolio/Getty Images)

Tsar Nicholas II of Russia with his wife, Alexandra of Hesse-Darmstadt, and her daughters, Ol’ga, Tat’jana, Marjia e Anastasia and Aleksej. 1913 (Mondadori Portfolio/Getty Images)

Зал Рембрандта в Государственном Эрмитаже, одном из богатейших музеев, хранящем величайшие коллекции мирового искусства. Экскурсовод Елена Соломаха работает здесь вот уже 37 лет. Множество всемирно известных шедевров украшает стены; в соседнем зале посетителей ожидает гарем откормленных красавиц Рубенса.

– Сегодня Россия – это президентская республика, – говорит Соломаха, останавливаясь у полотна Рембрандта “Возвращение блудного сына”. – Пока что я не вижу никого, кто мог бы конкурировать с Путиным. И я говорю это не из-за того, что он мне нравится. Россия – большая страна. Тут очень трудно наладить управление так, чтобы был порядок. Может нам нужна какая-то другая организационная структура, но пока что в нашей истории известны только две: империя и диктатура.
Мы переходим в комнаты Зимнего дворца, ставшие последним укрытием обречённой царской династии в 1917 году. Легионы китайских туристов заполняют роскошные коридоры, оставляя свои скучающие отражения в фарфоре и малахите.

– Конец Романовых был совершенно ужасен, – рассказывает Соломаха. – Они не знали, что их ведут на казнь, им сообщили лишь о переправке в другое место. По заранее разработанному плану, каждый солдат должен был стрелять в определённого человека, которого ему назначили, но в страшную минуту вместо этого все начали стрелять в царя Николая. Маленький царевич Алексей сидел на стуле, сёстры кинулись к нему, чтобы защитить своими телами. Царевича добивали штыками….

Мы входим в зал, где в последний раз заседало Временное правительство Александра Керенского – политика демократических взглядов, вставшего у руля страны после того, как бывший хозяин дворца признал своё поражение; здесь проходило последнее совещание министров, когда, согласно мемориальной доске советских времён, “красногвардейцы, революционные солдаты и матросы штурмовали Зимний дворец и арестовали буржуазное контрреволюционное Временное правительство”. Ленин пришёл к власти несколько дней спустя. Дворец был преобразован в детский приют, потом в залах размещалась школа кавалеристов и кинотеатр. Керенский закончил свои дни в звании профессора Стэндфордского университета.

Из окна видна монументальная арка, под которой – по сигналу крейсера “Аврора”, стоящего в водах Невы – передовые отряды большевиков хлынули к дверям дворца столетие назад. “Это было концом российской демократии, – рассказывает Соломаха. – Так всегда происходит. Люди ожидают перемен к лучшему, но они не происходят.”
“Окончательным концом демократии в России?” – спрашиваю я. В ответ историк неопределённо разводит руками: ” В сравнении со сталинскими временами, сейчас у нас демократия”.

На борту “Авроры”, преобразованной в плавучий музей, посетителей проводят теми же путями, которыми каждый в свою очередь проходили Николай Кровавый и Владимир Путин. Группа молодых офицеров изучает выставочные экспонаты, относящиеся к знаменательной истории корабля.
– Пришла пора новой революции? – такой немного дерзкий вопрос обращён к молодым морякам.
– Как раз 100 лет прошло, – отвечает офицер.
– Хорошо, когда революции случаются каждые 100 лет?
– В нашей стране они бывают и чаще.

Жёлтое такси везёт нас к зданию Санкт-Петербургского государственного университета.
– Пока о Трампе у меня информации мало, но Хиллари Клинтон я не выношу на органическом уровне, – делится мнением о выборах в Америке водитель такси. – Я не понимаю, почему когда половина населения проголосовала за одного кандидата, вторая половина отказывается принять результаты выборов. Трамп был кандидатом трудящихся людей – не только тех, кто работает на фабриках и заводах, а просто действительно работающих. А Клинтон – кандидатом тех, кто получает от государства. Высоких чернокожих людей, играющих в баскетбол.
– Как Вы считаете, Путина можно назвать новым царём Владимиром Великим?
– Скорее нет. Полномочия президента ограничены. Но он будет на этому посту до самой смерти. Или до тех пор, пока его не отправят на тот свет “друзья”.

На шестом этаже Санкт-Петербургского университета нас встречают заслуженные профессора университета Сергей Корконосенко, заведующий кафедрой журналистики и массовых коммуникаций, и его коллега Геннадий Жирков.
– Недавно я был на экскурсии в Царском селе (пасторальное место отдыха Романовых) – рассказывает Корконосенко. Вспоминается, что стоя у портрета царя Николая, экскурсовод повторяла нынешние стереотипы: ” Он был очень добрым. Oн любил детей. Зимой государь и его дети сами убирали снег вокруг дворца”. В стране идёт война, империя рушится, а он разгребает снег?
– Возможно ли повторение событий столетней давности и свержение нынешнего режима?
– Чтобы ответить на этот вопрос, – в задумчивости отвечает профессор, – нужно сначала ответить на следующий: каковы вообще предпосылки любой революции? Во–первых, для возникновения революционной ситуации народ России должен быть недоволен её нынешним лидером и не принимать его. Однако, мы видим, что его рейтинги сейчас довольно высоки. Во-вторых, должна происходить борьба за влияние внутри правящих элит, и этого мы также сейчас не наблюдаем. Партия Путина останется у власти и в результате следующих выборов. И в-третьих, для революционных настроений должна произойти национальная катастрофа, подобная по масштабу той, с которой столкнулся Николай по мере того, как страна вовлекалась в сражения Первой мировой войны. А если говорить о сегодняшнем дне, Россия действует как победитель!”
Корконосенко отмечает ещё одну критичную разницу между 1917 и 2017 годом:
– Власть императора происходит из мифа о её божественном происхождении. А нынешний президент России не назначен править Господом Богом”.
– Есть ещё два обстоятельства, которые нужно принять во внимание, – добавляет Геннадий Жирков. – Россия раскинулась на огромных территориях, что означает, что власть в стране должна быть обязательно централизованной. Иначе все пограничные земли начнут откалываться одна за другой. Второе: Европа всегда подозрительно относилась к России. Поэтому существует тенденция к сопротивлению Европе через самодержавную власть. Тренд в сторону диктатуры возможен, и этот процесс сегодня происходит.”
– Вам у себя надо радоваться, – обращается Корконосенко к журналисту, родившемуся в Америке. – У вас никогда не было диктатуры. И вы боитесь Трампа?

За спинами преподавателей на стене – огромная карта Матушки России и её соседей-вассалов. Абхазия и Южная Осетия, два небольших пятна на территории постсоветской республики Грузии, освобождённые Путиным в ходе краткой победоносной войны 2008 года, окрашены в тёмно-малиновый цвет и похожи на графическое изображение человеческих почек. Однако, Крым, заполученный три года назад, остаётся таким же розовым, как и вся остальная Украина.
– Почему Крым не показан на карте как часть России?
– Государство не даёт нам денег на новую карту каждый раз, когда она меняется, – именитый профессор отвечает улыбаясь.


Bus with the actors while filming. St. Petersburg, Russia February 2017. (Alexander Petrosyn)

Bus with the actors while filming. St. Petersburg, Russia February 2017. (Alexander Petrosyn)

В душной обшарпанной квартире на другом конце города – шкафы книг, кожаные чемоданы, старинное пианино. Фёдор Достоевский Четвёртый с шумом влетает в комнату. Достоевскому 6 лет от роду. Он громко с гордостью считает до десяти по-английски и смущённо прижимается к дедушке. Дедушку зовут Дмитрий Достоевский, он бывший водитель трамвая, огранщик алмазов и лаборант на седьмом десятке лет, а также энергичный потомок великого писателя. Кто же, приехав в Петербург, не захочет встретиться с настоящим Достоевским?
– Я монархист, – говорит Дмитрий. – Для себя я понял, что самодержавная власть – лучший путь для России, причём без парламента! Поэтому я не принимаю ни Февральскую революцию, ни Октябрьскую. Я потомок дворянского рода с обоих сторон. Царь – родной отец для всех нас.
Дмитрий Достоевский встречался с Путиным.
– Я посмотрел ему в глаза, – говорит Дмитрий, заставляя вспомнить знаменитый взгляд Джорджа Буша – и увидел разумного человека, но царя я не увидел. Царей готовили с самого рождения. А Путин был в КГБ”.
– Никто из моих друзей-монархистов не воспринимает Путина как монарха, хотя инстинктивно русскому человеку возможно хочется видеть его в таком свете. Как говорится, на небе – Бог, на земле – царь. Пока что Россия его не отвергает. По поросам у него высокие рейтинги популярности. После наших последних правителей, он смотрится хорошо. В 2018 году лично я буду голосовать за Владимира Путина.
Разговор переходит ещё другие выборы, недавно прошедшие с другой стороны большого пруда.
– Иногда мне трудно понять , кто всё–таки выбирал между Клинтон и Трампом – мы или американцы? – говорил Достоевский. – Наше телевидение показывало американские выборы с утра до ночи. Клинтон мы знаем уже давно. С ней мы никогда не ладили. Я монархист. Я консерватор. Я бы голосовал за Трампа.


The Church on the Blood in Yekaterinburg, Russia. (Antonino Savojardo)

The Church on the Blood in Yekaterinburg, Russia. (Antonino Savojardo)

В подвальном помещении церкви мы беседуем с Антоном, инженером–программистом. “Мы, русские, боимся смотреть в будущее”, – говорит он. Из часовни доносится стройное благоговейное пение, мягко обволакивает хор ангельских сопрано. Это Храм-на-Крови во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших в городе Екатеринбурге, стоящем по ту сторону гряды Уральских гор, в западной части Сибири. Екатеринбург – четвёртый по значению мегаполис в самой большой стране мира, на удивление привлекательный город с музеями, памятниками и ультрасовременными небоскрёбами из стекла и стали, расположившимися на берегу реки, не говоря о гигантских трубах самого большого в мире завода тяжёлого машиностроения. Здесь – природные ресурсы и деньги. За стенами церкви – минус 31°C. Внутри небольшая группа верующих, с сумками наперевес, осторожно подходит к алтарю, куда на некоторое время привезена икона Божьей Матери из Киева, проделавшая путь в 2000 километров на восток.
– Мы боимся будущего и смотрим в прошлое, – говорит наш собеседник. – Сегодня общество достигло консенсуса только по двум датам – 9 мая 1945 года и 12 апреля 1961 года. (Первая дата – празднование годовщины капитуляции нацистской Германии, а вторая – первый полёт в космос Юрий Гагарина). Мы до сих пор ищем свою национальную идею, – добавляет Антон.

Храм-на-Крови в честь Всех Святых, в земле Российской просиявших – новый, сверкающий золотом куполов, нарядный собор, его соорудили в 90-х годах прошлого века на месте дома горного инженера Ипатьева, в подвале которого в разгар гражданской войны, июльской ночью были зверки убиты большевиками царь Николай II, царица Александра, царевич Алексей и царевны Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, переправленные на Урал подальше от воюющих столиц. Убийство произошло 17 июля 1918 года. Теперь в церкви с золотыми куполами, икона семи царственных мучеников почитается особо. (“Почитание святых началось со дня их мученической кончины, несмотря на преследование со стороны властей”, говорится в экскурсионном справочнике.)

– Это не религиозное здание, – хмыкает Антон. – Скорее политический монумент. Если людям надо пойти в церковь, есть много других церквей.

Монументальный священник в чёрном облачении входит в кабинет приёмов. Знакомимся – отец Максим. Отец Максим раньше был чемпионом по карате в супертяжелом весе, он верит, что Николай II “был одним из величайших правителей нашего времени, может быть самым великим, примером для всего мира”.
– Первым революционером был диавол, – говорит отец Максим. – События 1917 года, открыто признаёт он (и он не одинок в своём мнении) были спровоцированы не нехваткой хлеба в хлебных лавках Петрограда, а коварным вмешательством в ситуацию британского посла. Так же, как многие американцы видят злонамеренную руку Кремля за результатами выборов 2016 года, многие россияне считают, по выражению отца Максима, что “цель Запада одна: ослабление России.”
– Основное преимущество монархии в том, что невозможно влиять на власть с помощью больших денег, – говорит он.
– Скажите, Россия стала христианской нацией?
– К сожалению, нет, – он отвечает, но считает, что “уровень свободы в России выше, чем в Финляндии или Германии”.
– А Путин обладает властью отнять эту свободу?
– Это не зависит от Путина в той мере, в какой вам на Западе это кажется, – отвечает православный священник. – Все, кто так говорит, не понимают самой природы и сущности понятия свободы. Настоящая свобода – внутри нас. Всё зависит от того, насколько глубоко мы порабощены грехом.

Царь и его семья были расстреляны и заколоты штыками в подвале здания, на месте которого теперь стоит Храм-на-Крови. Под покровом ночи останки Романовых погрузили в грузовик и отвезли на заброшенную шахту в 20 км от Екатеринбурга. Там, в вековом берёзовом и сосновом русском лесу их тела залили кислотой, подожгли и сбросили в шахту.
Теперь в этом заброшенном месте – называется оно Ганина Яма – на средства одного богобоязненного местного промышленника было возведено семь отдельных часовен, по одной для каждого члена царской семьи, и монастырь для воспитания следующего поколения “отцов Максимов”.

Каждый год 17 июля более 50000 паломников ночью крестным ходом идут от церкви Храма-на-Крови до Ганиной Ямы, чтобы повторить последний путь семьи Романовых. Такова Россия 21 века; это не только взломы почтовых ящиков Джона Подесты и езда на лошади с голым торсом.

Ещё одна собеседница – Елена Костина – проводит нас по территории монастыря. “В школе, – говорит она, – мы проходили царя как «Николая Кровавого», и нас учили, что империя была на грани краха из-за плохого правления Романовых. Но сейчас мне больно сознавать, что случилось с их семьёй и что случилось с моей страной. Я жалею и красных, и белых – всех, потому что нет правых и виноватых, на всё – воля Божья”. Тридцать лет тому назад, “во времена, когда мы могли говорить о Боге только на кухне”, пятилетний сын Елены заболел менингитом. Она вспомнила о больном гемофилией 11-летнем Царевиче Алексее, которому принесли кресло и подушку, чтобы он мог сидеть в расстрельной камере. “Я посмотрела в глаза своего сына, словно в глаза Царевича Алексея – на меня смотрела сама Смерть, – говорит она. – Вот тогда я поверила в Бога”.

Сын Елены поправился.


Pilgrims taking a photo in front of the statue in honor of Tsar Nicholas II at the Ganina Yama monastery. (Antonino Savojardo)

Pilgrims taking a photo in front of the statue in honor of Tsar Nicholas II at the Ganina Yama monastery. (Antonino Savojardo)

В современном российском сознании город Екатеринбург у многих ассоциируется с семью мучениками из рода Романовых и одним парией: Борисом Ельциным. В этом самом городе родился грузный, седовласый коммунист, который стал в своём роде первым в России подлинно демократически избранным главой исполнительной власти. Не имея физических сил оставаться у власти на заре нового века, он фактически завещал президентство Путину, жалобно простонав роковые слова: “Береги Россию”.
Именно Ельцин, будучи партийным руководителем Екатеринбурга, выполнил заказ Москвы по сносу дома, в котором были расстреляны Романовы. Именно Ельцин победил своих противников в психологической дуэли, выставив артиллерию во время попытки переворота в 1991 году. Именно Ельцина большинство россиян до сих пор обвиняет в экономической катастрофе 90-х. Ему же страна “обязан” развалом СССР, и Ольга-с-Волги рада, что её усталая бабушка не дожила до этого события (названного Путиным “величайшей геополитической катастрофой XX века”).

Сегодня на берегу замерзшей Исети стоит сверкающий новизной Музей Бориса Ельцина, первый (и пока единственный) в своём роде в России, спроектированный теми же архитекторами, что возвели музей и мемориальную библиотеку Билла Клинтона в Литтл Роке, штат Арканзас. В субботу, в день зимнего солнцестояния, он окружен кольцом из тысяч россиян, старых и молодых, почти все из которых ненавидят покойного Ельцина, как собаки ненавидят котов.
– Некоторые люди обожают это время, – говорит 33-летний архитектор и заместитель исполнительного директора музея Дмитрий Пушмин. – Но большинство его ненавидит. Мы пытаемся объяснить, что же тогда происходило. Сегодняшняя Россия – это и не
царская Российская империя, и не Советская Россия. Это новое государство, и создал его Борис Ельцин.
Музей предлагает совершенно потрясающую – если рассматривать её только с одной стороны – картину развала агонизирующего зловредного СССР, окончательно уничтоженного руками своего же питомца. Залы музея ведут посетителя через политические, экономические и социальные потрясения периода президентства Ельцина – страшная война в Чечне, легализация рок-н-ролла – и в конце концов приводят его к завершающей экспозиции, получившей название Зала Свободы.
– Сегодняшняя Россия принципиально отличается от России 1987 года, – делится мнением Пушмин. – У нас есть Конституция, есть законодательная власть, есть свобода предпринимательства. Мы можем ездить за рубеж. У нас появились выборы с возможностью выбирать из нескольких разных кандидатов. Тридцать пять лет назад в бюллетенях стояло только одно имя. В 2018 их будет несколько.
Но стоит ли говорить, что победить сможет только один из кандидатов.
– Подвергаются ли сейчас эти свободы опасности со стороны Владимира Путина? – спрашиваем архитектора.
– Иногда конечно да, – отвечает он.
Несколько месяцев назад одиозный режиссёр Никита Михалков заявил, что Ельцин-центр, возвеличивающий так называемые “свободы”, впрыскивает “яд” в вены российских детей и способствует “развалу страны”, о котором “так мечтает мировое сообщество”.
Мусульманский лидер Исмаил Бердыев, ключевая фигура в общении Президента Путина с представителями национальных меньшинств, пошёл ещё дальше и предложил “взорвать этот центр к чертовой матери”.
– Когда говорят, что ваш музей следует взорвать, что вы обычно отвечаете? – интересуется у архитектора Пушмина.
– Говоря что-либо подобное, – вздыхает он, – они пользуются той самой свободой, которую им подарили в девяностые.


Former Russian Economy Minister Andrei Nechayev (C) gives a tour at the Boris Yeltsin Presidential Centre as part of events marking the 85th birth anniversary of Russia's First President on February 1, 2016. (Donat Sorokin/TASS/Getty Images)

Former Russian Economy Minister Andrei Nechayev (C) gives a tour at the Boris Yeltsin Presidential Centre as part of events marking the 85th birth anniversary of Russia’s First President on February 1, 2016. (Donat Sorokin/TASS/Getty Images)

В 2014 году Михаил Зыгарь, молодой человек тридцати с небольшим лет и Главный редактор телеканала «Дождь», последней выжившей независимой телевизионной сети в путинской России, был удостоен международной премии “За свободу прессы” Комитета защиты журналистов. К этому времени он проявил себя искателем правды в болоте фиктивной информации и так называемых “альтернативных фактов”, предсказывая роль, которую честные репортеры скоро сыграют в Белом Доме эпохи Дональда Трампа.
К этому времени, телеканал «Дождь» был, увы (и вполне естественно) предусмотрительно отстранен от трансляции всеми провайдерами кабельного телевидения в стране (угадайте, по чьему приказу?), и ему было запрещено продавать рекламу.

– В один день мы потеряли 90% нашей аудитории, – вспоминает Зыгарь, сидя в престижном кафе напротив Старого Московского Цирка. Он сменил телеканал «Дождь» на кажущийся менее тенденциозным проект, посвящённый столетию русской революции – или, точнее, революций. Согласно задумке авторов проекта, в режиме реального времени на сайте Project1917.com пользователи могут читать письма, дневники, книги и депеши, не пропущенные через фильтр современной политики.

– В России вся история политизирована, вся история используется в целях пропаганды. Её основное назначение – убедить нас, что фигура правителя сакральна, – убеждён Зыгарь. – История 1917 года должна быть открыта людям. Трагедия 1917 года должна стать известной всем. Люди думают, что наша история – это история царей, вождей и президентов. Для них 19й век – это просто серия порядковых чисел: Александр Первый, Александр Второй, Николай Первый, Александр Третий. Поэтому они считают, что гражданское общество ничего не способно изменить.
Подсознательный метод подобного представления событий столетней давности – показать, что люди имеют реальную власть; что свержение царской власти и затем Временного правительства не было “как говорит нам официальная версия, проплачено из-за рубежа британцами и далее, перед начало Октябрьской революции – германцами, – считает Зыгарь. – На самом деле, Февральская революция была истинно народной, а Октябрьскую революцию устроила банда террористов!
– Не пытаетесь ли вы сказать, что пришло время для новой народной революции? – спрашиваем мы Зыгаря.
– Нет, нет, нет и нет! – протестует он. – Меня уже окрестили “главой оппозиционного телеканала”, так что мне нет необходимости ходить вокруг да около. Этот проект не про то что, мол, “посмотрите, ребята, Путин – царь, и нам надо повторить 1917 год.
Дональд Трамп, по мнению Зыгаря, даёт российскому правительству именно то, чего оно жаждет, а именно – аморальную эквивалентность. “Они, – говорит он о приверженцах Путина, – считают, что западные политики, которые читали нам лекции о правах человека, сами первыми нас обманывали. Они предпочитают прагматиков, не прикидывающихся святыми. Трамп как-то сказал: “Вы думаете, что наша страна так уж невинна?” – и Путин не нашёл бы слов лучше, чтобы выразить эту мысль. В советские времена нам говорили: “Мы правы, а они – нет”. Сегодня нам говорят: “Мы все ублюдки. Наши выборы – фальшивка, и их выборы – фальшивка. Наши полицейские плохие, зато их полицейские расстреливают невинных чернокожих людей”.
Путин был президентом в начале 2017 года. Путин останется президентом и после 2017 года. “Сегодня мы имеем авторитарный режим, – делится мнением Егор Исаев, преподаватель факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ, на встрече в другой модной чайной у стен Кремля. – Но в 2035 году режим может смениться. Сейчас люди больше всего боятся, что страна распадётся. Этот страх уходит корнями к девяностым годам, временам Ельцина, когда наша страна действительно распалась на несколько разных государств. Поэтому до сих пор так сложно вспоминать и говорить о 1917-м годе, ведь тогда тоже было время разделения, и нынешнему правительству нужно представить такое изложение фактов, которое объединит нацию.
– Тише-тише, не будем шуметь перед сном, а завтра наступит утро и новый день, – воркует ведущая в конце каждого выпуска «Спокойной ночи, малыши!» на экране маленького телевизора в квартире Ольгиной бабушки на Литейном проспекте. То же самое можно сказать о растущем поколении путинской России век спустя после свержения с трона, похорон и сожжения богоданного царя.
– Я понимаю, что говорить с властью на улицах сегодня невозможно, – резюмирует Исаев. Поэтому «малыши» покуда ждут своего часа…


March of Dissent in St. Petersburg, Russia, April 2007. (Alexander Petrosyan)

March of Dissent in St. Petersburg, Russia, April 2007. (Alexander Petrosyan)

Остается ещё один – последний – вопрос, который мы адресовали одному из наиболее почитаемых и при этом непочтительных к власти писателей современной России – сценаристу и историку Эдварду Радзинскому. Мы беседуем в его квартире, в старом советском доме в центре Москвы. Просторный рабочий кабинет доверху заполнен книгами, многие из которых написаны самим хозяином, а паркетные полы давно требуют шлифовки. Когда-то на сценах московских театров одновременно шли девять разных пьес этого автора. В свои 80 лет Радзинский говорит с жаром, энергично жестикулирует, его подкрашенные волосы разлетаются в стороны, ему вечно не хватает времени. Он рассказывает, как Путин “носит царские одежды”, как слабость Барака Обамы ободрила русского самодержца, а также о том, что “сегодня бесполезно говорить правду и в нашей, и в вашей стране”.
Монолог прерывает вопрос гостя:
– А зачем было убивать царских детей?
Когда 1991 году Ельцин открыл секретные советские архивы, Радзинский был первым посторонним исследователем, посетившим архивные залы более чем за 70 лет и первым увидевшим екатеринбургские документы. “Это было фантастикой, просто невероятно; тот вечер до сих пор стоит у меня перед глазами”, – вспоминает он.
– Так зачем им было расстреливать детей?
В ответ он цитирует Достоевского – не таксиста и не шестилетнего ребёнка, а героя “Братьев Карамазовых”. Там есть эпизод, говорит писатель, в котором один из братьев спрашивает другого, стоит ли счастье целого мира слезинки хотя бы одного ребёнка.
Вот эта цитата: “Представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулаченком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!
– Нет, не согласился бы, – тихо проговорил Алеша”.

– А большевики же, – продолжает Радзинский, – на этот вопрос ответили “да”.

Он закрывает глаза и видит Царевича Алексея, сидящего на подушечке в своём кресле. “Когда я думал о том, как девочки бросились на защиту брата, пытаясь остановить пули руками, передо мной представали призраки концентрационных лагерей и всего того последующего ужаса, через который предстояло пройти человечеству, – делится Радзинский. – Всё, что было замешано на крови – возведено на песке, и когда подует ветер, здание упадет. Так сказано в Библии. Я предсказал это ещё в 1970-е и знал, что это здание упадёт. И оно рухнуло.
– Не зацикливайтесь на том, что “Путин такой могущественный”. Сталин был помощнее. В России надо жить долго. Что бы ни происходило, это только начало.

Looking for more?

Get the Best of Maclean's sent straight to your inbox. Sign up for news, commentary and analysis.
  • By signing up, you agree to our terms of use and privacy policy. You may unsubscribe at any time.